Леди пьют чай

[konseki]

В моей жизни есть две прекрасные леди. Будучи отчасти влюбленным в великосветскую Европу века этак семнадцатого-восемнадцатого, я люблю представлять их именно так. Именно – прекрасными леди.

Скажем – в саду загородного дома, скрытыми от ещё не жаркого, ибо утреннего, но уже опасного, ибо летнего, солнца в тени беседки. Ну, насколько беседка в принципе может давать тень - солнечные лучи так или иначе освещают нежные красивые лица двух умопомрачительных дам, не позволяя их великолепию остаться незамеченным. Они – лучи, разумеется – с упрямством маленьких шаловливых детей скользят по фарфоровому сервизу, купаются в ароматном горячем чае и в обязательном порядке создают отблески солнечных зайчиков в коварном союзе с серебряными ложечками и щипчиками для сахара.

А леди пьют чай. Леди обязательно должны пить чай – этот стереотип мне вполне по душе. Их беседа нетороплива, как всякий разговор, что ведётся во время утреннего чаепития. Да и просто молчать в такое утро приятно – мелодично щебечут птицы, воздух наполнен цветочными ароматами, да и ночная свежесть ещё не испарилась под настырными лучами.

Леди пьют чай. Разные в своей красоте, но одинаковые в её степени.

На открытом, чуть загорелом лице одной царит лёгкая улыбка. Да, леди не принято загорать, но конкретно ей уж очень к лицу. Чуть рыжеватые волосы аккуратно уложены, белое летнее платье с волнистыми оборками сидит идеально, подчёркивая природную красоту женственных линий. Алый шёлковый поясок плотно облегает талию, спускаясь длинными концами до самого подола. Наверняка, когда леди поднимется с места ради прогулки, ветер подхватит их с изящной ловкостью, не сдержавшись от желания побаловаться. Пока же леди сидит, продолжая пить чай, да попутно с наслаждением осматривая хрупкую цветочную красоту сада. Глаза у леди невероятно напоминают цветом этот самый чай. Кажется, в них точно так же видны маленькие тёмные чаинки. Или лепестки. Пожалуй, именно лепестки – невероятно похожие на растущие неподалёку маргаритки.

Леди грациозна и мила, в ней нет ни капли светской манерности, лишь естественное изящество.
Несомненно, оно есть и во второй сударыне, столь же натуральное и прекрасное. Но на этом внешнее сходство дам заканчивается.

Вторая леди смотрит на мир небесно-синими глазами, и оттенок их меняется столь же естественно, как небеса темнеют, светлеют, становятся пасмурны или пронзительно глубоки. Вьющиеся тёмные пряди мягко обрамляют чуть смуглое – уже не от солнца, но от природы – лицо, ровно как и синева больших глаз едва прикрыта тенью длинных чёрных ресниц. Чёткая линия красивых губ милого создания иной раз незаметно подрагивает – в прекрасной задумчивости леди всегда есть капля взволнованности, а чем – иной раз и сама она не в силах понять. Но и этот пункт её украшает – смесь волнения, мечтательности, гордости, лукавства, сомнения и доверия одновременно придают её взгляду неповторимую проникновенность. Ну а её хрупкую юную фигурку необычайно красит розово-сиреневый наряд, столь же тонкий и лёгкий, как и у её подруги по чаепитию.

Вот только подруги ли они? Ответ на этот вопрос моё воображение нарисовать не способно, а посему – он остаётся открытым.

Важным, нет ли – главное в этой безмятежной картине то, что на ней присутствуют обе хорошенькие леди.

И они пьют чай.

Пьют чай и, быть может, ждут моего прихода.