[konseki]

Он не похож на маленький бессильный комок шерсти, с которых, обычно, так любят умилённо верещать некоторые. Нет, это почти уже взрослый кот. Миниатюрный, аккуратный, с огромными голубыми глазищами и тёмной шёрсткой, и того добавляющей внешней хрупкости его гибкому телу – но всё же почти взрослый и серьёзный кот.
Он живёт в уютном доме, спит на мягком тёплом пледе и пьёт самое вкусное молоко. Вобщем-то, на первый взгляд, жизнь его вполне хороша.

Но нет, он не из тех домашних любимцев, что довольствуются ничего не деланием и игрой с клубком. В этой пушистой кошачьей голове постоянно вертятся самые невообразимые мысли, сплетаясь в замысловатые и сложные узоры идей и мечтаний. Куда тут простой банальной нитке. Он часами может лежать на тёплом подоконнике и смотреть в бескрайнее голубое небо с серой дымкой тончайшего весеннего тумана. Смотреть и думать. И ни одно существо на свете не способно проникнуть в его кошачьи мысли. То же нежное небо, кажется, сливается с оттенком этих огромных глаз, дабы дотянуться, постичь, понять – но всё тщетно. Таинственный блеск лучше оконного стекла оберегает своего владельца от всякого любопытства.

Где-то там ещё холодный мартовский ветер прогоняет мимо последнюю прощальную снежинку, но кота мало интересует её неповторимый узор – он занят какой-то невероятной стратегией, коей непременно должен был бы позавидовать любой гениальный военачальник.

Он, кажется, к тому же совсем не любит ласку. Когда в доме появляются шумные гости, лично им, котом, не званные, он готов забиться под диван. Их жадные быстрые руки вечно опережают сей робкий порыв – и пойманного красавца неумело тискают, громко смеясь на чуткое пушистое ухо, игриво дёргают за усы и хвост – как будто такого рода любовь может ему понравиться!

Но он старательно втягивает острые коготки, позволяя себе выпускать их лишь будучи в одиночестве, да выражать накопленное недовольство как раз там, под диваном, на спрятанном от чужих глаз куске обоев, которые вряд ли кто-то когда-то увидит.

Кому-то этот кот может показаться угрюмым и нелюдимым. Равнодушным и неласковым. Кому-то, но не мне.

Мне кажется, лежать на чьих-то тёплых коленях ему не менее уютно, чем на том подоконнике. Его скромное тихое мурлыканье звучит куда нежнее рокота громких настойчивых кошек. Он так же, как и они, любит осторожное почёсывание за ушком. Любит, когда медленно и мягко гладят его шёлковую красивую шёрстку и тихонько целуют в прохладный кошачий нос. В такие минуты он куда больше кажется маленьким пушистым котёнком, чем обычно. Иногда, набираясь храбрости, он запрыгивает на колени сам, тут же сворачиваясь в клубок. Иногда – устраивается на диване рядом, строго поглядывая в ожидании того, когда его возьмут на руки и тихонько приуютят. И тогда, расслабившись и полностью отдавшись приятным думам, он позволяет себе играться, прихватывая острыми маленькими клыками чужие пальцы – осторожно и ласково. И тогда он позволяет себе выпускать коготки – всё крепче вцепляясь теми в одежду с каждой минутой, что приближает время к поре расставания. Всё крепче и трепетнее прижимаясь всем хрупким горячим телом к моему плечу. Всё отчаяннее и печальней утыкаясь холодным носом в шею.

Но я буду возвращаться снова, перестав быть незваным гостем. Возвращаться, чтобы уютить на коленях юного пушистого мыслителя, дабы он мог продолжать думать и продолжать мечтать.