[konseki]

с шапочегой, ок.

Фэндом: Sengoku Basara
Пэйринг: неканон/Ханбей, канон/Ханбей~
Жанр: яойщина, соответственно. с вялой претензией на hurt/comfort.
Рейтинг: аы. до нц-17 не дотянет, видимо. ну отвык я писать порнуху.Х)
Дисклеймер: мой только неканон, остальное народу и Акае.
Размещение: на ИМ-ХУ, к свободным частям тела.Х)

     Нежная, тонкая кожа, бледная, как лунный свет, что касается её с неторопливой лаской. Эти хрупкие запястья, должно быть, заслуживают трепетных прикосновений, но сильные руки сжимают их крепко и беспощадно. Впрочем, стоило бы сломать их, в конце концов, но не в этот раз. Сейчас коварного врага необходимо лишь ограничить в движениях, хотя тот и не оказывает сопротивления. И даже едва различимый в полумраке аметистовый отблеск глаз не выражает ни капли ненависти или недовольства.
     Настойчиво и резко упрямые губы льнут к податливым и мягким – поначалу, раздражённо морщась, самурай ощущает сладковатый их привкус, но как только поцелуй становится серьёзнее, на смену приторной сладости приходит солоноватый вкус крови. Что бы это ни значило, а удивляться воину нет никакого желания – требовательно и жадно завоёвывая чужую территорию так, будто покоряет страну город за городом, он отбирает этот вкус себе. Меняя на собственный, с оттенком табака и ярости.
     Приходится признать, что оно сумасводяще приятно – ощущать под собой гибкое, изящное тело, что время от времени так легко вздрагивает от контраста температур – холода остывшего за ночь воздуха да ледяной росы и жара прикосновений.
     Ощущая молчаливое согласие врага – ну не счесть же приглушённые поцелуем стоны за возражение? – самурай отпускает чужие запястья. Теперь его собственные руки обретают не меньшую волю, грубовато изучая линии хрупкого тела: скользя по плечам, грудной клетке, затем почти нежно, одними пальцами, пройдясь по животу и остановившись на бёдрах. Узкие, но манящие своей изящной выразительностью - их тем более приятно касаться. Так приятно, что холодная ярость самурая становится и того сильней. Позволив себе ещё раз плавно скользнуть пальцами по линиям бёдер, он резковато подхватывает ноги почти у самых колен – притягивая желанного врага к себе.
     Едва прекратившись, поцелуй продолжается снова – дабы сохранить в тайне от спящего мира внезапный вскрик. Но даже он, не прозвучавший и растаявший, не был возражением против происходящего. Об этом говорило само тело, прогнувшееся навстречу. Руки, нашедшие в себе силы оторваться от мокрой травы, дабы вцепиться дрожащими пальцами в крепкие плечи, обхватить за шею, вплестись в спутанные пряди волос. Горячий и ловкий язык, рискнувший теперь тоже ощутить на вкус вражескую территорию. Ответ умелого стратега был достоин его репутации – в противовес напористой резкости противника, он был плавен, мягок и вкрадчив. И хоть противостоять суровой жадности оказалось сложно, хитрая нежность мгновенно заставила самурая забыть о ярости и мести. И пусть руки его сжимали чужие бёдра всё крепче, обещая тем оставить на недолгую память метки синяков, пусть движения тела с каждым разом становились всё беспощаднее и быстрее – в голове попавшегося на наслаждение самурая не осталось ни одной мысли. Лишь желание получить это наслаждение в полном объёме.

     - Ханбей. Что с твоим плечом, - слова Хидеёши не звучат, как вопрос. Они лишь обращают внимания Такенаки на факт. Вместе с большими, сильными пальцами, что скользят сейчас по яркой длинной царапине, весьма бросающейся в глаза на фоне бледной кожи.
     - Аа? Это, - скользнув по той взглядом, Ханбей едва заметно морщится – не от боли, её он не ощущает уже. От воспоминаний о прошедшей ночи и неловком повороте, при котором ему довелось наткнуться на острый край дурацкого украшения дурацкого шлема. – Моя внезапная неловкость, ничего более. Не беспокойся обо мне.
     Серьёзный, сосредоточенный взгляд Хидеёши выражает плохо скрываемое сомнение. Не в словах Ханбея – ему он привык доверять полностью, - скорее в отсутствии необходимости беспокоиться. Сегодня жестокий кашель мучает его стратега чаще и основательнее обычного. Видимо, перенапряжение последних дней, прошедших в активных военных действиях, дают о себе знать.
     - Тебе не нужно заставлять себя. Отдохни.
     На этот раз Тоётоми не хочет слушать возражений. Легко обхватив тонкую талию Ханбея, он осторожно подталкивает его к кровати.
     И пусть понятие об отдыхе у его господина было своеобразным, Такенака улыбался, прильнув у крепкой груди того своей щекой. Словно стараясь стереть с той фантомное ощущение прикосновения грубого материала повязки. Да прогоняя вялую мысль о том, что же на самом деле лучше – быть с нежным любовником, пытающимся казаться резким, или с неловким и грубым, но изо всех сил стремящимся к нежности.